Российские энергетические рынки – вызовы и перспективы.
Дмитрий Митюрин
В течение последних 10 лет в выступлениях российских политических деятелей, высокопоставленных чиновников и руководителей крупнейших компании Россия позиционируется как «энергетическая сверхдержава».
Использование подобной терминологии объясняется, прежде всего, соображениями политико-пропагандистского плана, позволяя подчеркивать ведущую, а иногда и определяющую роль страны (преемницы Российской империи и Советского Союза) если ни в геополитических процессах вообще, то в мировой экономике или, как минимум, в такой важной ее составной части как мировая энергетика.
В значительной степени желаемое здесь выдается за действительное, однако именно на энергетическом рынке Россия действительно является очень серьезным и даже ведущим игроком, с успехом использующим экономические рычаги для достижения целей как внешней, так (в ряде случаев) и внутренней политики.
При этом, стратегия развития энергетики как единого сектора после падения Советского Союза в России попросту отсутствовала, что объясняется причинами как объективного, так и субъективного плана. При достаточно фиктивной роли Министерства энергетики как координирующего органа, можно говорить о самостоятельной стратегии развития Газпрома, Роснефти, Новотэка, Лукойла в разной степени контролируемых государством, но в чисто финансовом плане в первую очередь, обслуживающих интересы своих частных владельцев.
При появлении очередного вызова в чисто энергетической либо политической сфере государство задействовало имеющееся у него рычаги с тем, чтобы заставить крупные компании выполнять конкретные задачи, выходящие за рамки чисто рыночной конкуренции. И при этом, в вопросах внутреннего управления компаниями и распределения прибыли, государство демонстрировало весьма либеральный подход, что можно считать своего рода платой за лояльность их владельцев и топ-менеджмента. Подобная практика, являющаяся своего рода формой общественного договора между властью и бизнесом, способствовала возникновению и процветанию олигархических групп влияния и росту коррумпированности высшего российского чиновничества. Наказание за не желание играть по установленным правилом было продемонстрировано на примере «Юкоса».
При таких подходах реакция высшего государственного руководства на вызовы в сфере энергетики и в связанных с ней аспектах политики носила, в значительной степени, ситуативный характер. В то же время данная схема позволяла государству сравнительно быстро мобилизовать имеющиеся ресурсы для эффективного противодействия геополитическим соперникам и экономическим конкурентам.
Некоторая парадоксальность сложившейся на сегодня ситуации заключается в том, что умение руководить предприятиями топливно-энергетического комплекса в «ручном режиме» оказывается очень востребованном в нынешней ситуации общей геополитической турбулентности, когда ослабляются внутренние связи между членами считавшихся стабильными военно-политических блоков, а недавний противник может превратиться в союзника.
Как следствие, вместо формирования общей, целостной и долгосрочной стратегии более востребованным оказывается составление возможных «сценариев» событий и прорабатывание адекватных на них ответов.
Во всяком случае, если говорить именно об энергетической сфере России, то ее менеджмент по прежнему будет отдавать предпочтение ситуативному подходу.
При этом надо учитывать, что уже намечены и вполне последовательно реализуются основные мероприятия по нескольким основным векторам, стремящимся к единой цели – расширению влиянию российских компаний и стоящего за ним государства на мировом энергетическом рынке.
Ведущая роль в этих процессах традиционно принадлежит Газпрому, как самой крупной и в наибольшей степени контролируемой государством компании занимающей практически монопольное положение в газовой отрасли.
Это монопольное положение (даже при наличии других фирм, занимающихся производством и продажей «голубого топлива») объясняется возможностью контролировать построенную во времена СССР систему газопроводов, известную как Единая система газоснабжения (ЕСГ)[1].
По содержанию некоторых высказываний А. Б. Миллера видно, что он не просто организовал финансирование исследования истории отрасли, но и ознакомился с его результатами и выводами[2]. Среди таких определяющих выводов можно выделить два.
Во-первых, нынешние позиции Газпрома обусловлены достижениями 1970-1980-х годов, когда финансовые ресурсы с максимальным размахом вкладывались в разведку и разработку новых месторождений и строительство магистральных газопроводов. Во-вторых, экономический кризис, ставший одной из причин краха Советского Союза, удалось бы преодолеть, в случае, если бы освоение месторождений и строительство магистральных газопроводов велось более быстрыми темпами[3]. В-третьих, сохранение в руках государства рычагов управления газовой отраслью позволило российской экономики в кризисных 1990-х годах и в 2000-х годах «снять урожай» с выросших цен на углеводороды.
С учетом хрестоматийного тезиса о чередовании в рыночной экономике периодов падения с периодами спадов, руководство российской газовой отрасли исходит из того, что потребность в «голубом топливе» на протяжении обозримого будущего останется стабильно высокой. Отсюда следует вывод о целесообразности увеличения экспорта газа путем строительства новых магистральных газопроводов. Поколебать эту уверенность не смогло даже появление конкурентов в лице американских компаний, занимающихся добычей сланцевого газа. Провозглашение «сланцевой революции» в руководстве Газпрома предпочли воспринять как большой блеф, что, в общем, и соответствовало действительности. Как большой блеф в целом восприняло «сланцевую революции» и политическое руководство Европы, делавшее, однако, вид, что сланцевый газ из Америки или разрабатываемый в самой Европе может составить реальную конкуренцию газу российскому.
В результате Газпрому пришлось активизировать процесс строительства «Северного потока-1» приняв на себя и основную часть соответствующих финансовых расходов.
Своевременное завершение этого проекта, позволило смягчить негативный для Газпрома эффект вызванный падением цен на энергоносители и проблемами с украинским транзитом. Еще одной «подушкой безопасности», стала осуществленная российским правительством девальвация рубля по отношению к доллару и евро, позволившая экспортерам газа и нефти с лихвой перекрыть убытки от падения мировых цен на поставляемые ими продукты. Показательно, что в 2015 году при снижении до 30% экспортных цен в Европе, Газпром сумел в пять раз увеличить чистую прибыль[4].
В настоящее время руководство Газпрома и стоящие за ним российские власти настроены на полную ликвидацию транзитной зависимости от Украины и Польши. Складывающаяся на сегодняшний день ситуация объективно способствует достижению этой цели, чему благоприятствует ряд факторов.
— Усиление изношенности газотранспортной системы Украины, накладывающаяся на политическую нестабильность в этой стране.
— Отсутствие реальной альтернативы трубопроводному природному газу. Декларируемые американскими компаниями и рядом стран Евросоюза планы перехода на СПГ из сланцевого газа носят характер рекламных разовых акций и могут приобрести стабильность только при условии радикальной перестройки европейской энергетической структуры. Предпринимаемые в Европе попытки наладить собственное производство сланцевого газа упирались в проблемы финансового и экологического порядка. Объемы запасов природного газа наиболее крупного после России поставщика – Норвегии, постепенно иссякают, а качество (калорийность) норвежского природного газа уступает соответствующему российскому энергоносителю.
— Укрепление политического альянса между Москвой и Тегераном (при очевидной заинтересованности Баку), что, в свою очередь предполагает сохранение за российской стороной роли посредника в энергетических отношениях между Ираном и Западом.
— Потепление отношение между Россией и Турцией с перспективой установления стратегического партнерства и вытекающие отсюда возможности по успешной реализации «Турецкого» и «Южного» потоков.
— Позитивное влияние западных санкций на российскую экономику, способствующее принятию программ импортозамещения, что, в конечном счете, должно избавить российскую газовую отрасль от унизительной зависимости в сфере поставок оборудования.
К числу факторов работающих против Газпрома относятся:
— Отсутствие собственных средств, достаточных для одновременной достаточно быстрой реализации ранее заявленных основных магистральных газопроводов, имеющих стратегическое значение – «Северный поток-2», «Южный поток» и «Сила Сибири». Возможности привлечения дополнительных средств заметно ограничены западными санкциями и общими неблагоприятными для России политическими настроениями в Евросоюзе.
— Нестабильность наметившейся оси Москва – Анкара – Тегеран, и, как следствие, высокая вероятность того, что, в случае очередных внешне и внутриполитических потрясений, раздражающий запад режим Эрдогана окажется отстраненным от власти, а иранские политики возьмут компромиссный курс с целью прямого выхода на западные рынки.
— Противодействие российским устремлениям, как в политической, так и в экономической сфере со стороны сильных конкурентов в лице стран Персидского залива, Норвегии, Соединенных Штатов.
— Обозначившийся в Китае экономический кризис, снижающий на ближайшие годы востребованность газопровода «Сила Сибири», а также минимизирующий шансы на активное финансовое участие китайской стороны в данном проекте.
Однако российское руководство может достаточно эффективно разыграть и другие козыри. В последние пять лет российской стороной много говорится о необходимости отвязать цену на газ от цены на нефти. Конкретные механизмы движения в указанном направлении заключаются в развитии биржевой торговле на российских и азиатских площадках, а также переходе на взаимные расчеты в национальных валютах при заключении сделок с азиатскими государствами. Успех таких действий в значительной степени зависит от способности России позиционировать себя уже в качестве не только энергетической, но и классической сверхдержавы, способной как минимум разрешать региональные кризисы.
В этом смысле события в Сирии являются для России своего рода тестом, гораздо более значимым по сравнению с событиями на Украине. Став арбитром на Ближнем Востоке российское руководство сможет не только с большим успехом добиваться реализации «Южного потока», но и блокировать реализуемые в регионе западные проекты, призванные обеспечить альтернативу российским углеводородом.
Наконец, уже сегодня Россия не без успеха играет на противоречиях внутри Евросоюза, апеллируя к соображениям энергетической эффективности.
Вероятнее всего, что, отложив реализацию «Силы Сибири» в ожидании более благоприятной экономической конъюнктуры на азиатско-тихоокеанских рынках, Газпром и далее будет активно лоббировать реализацию «Северного протока-2» и «Южного потока».
Уже сейчас перед ведущими странами Евросоюза возникла альтернатива с призом в виде возможности стать общеевропейским газовым хабом. Основными претендентами на эту роль будут выступать Германия (при реализации «Северного потока-2») и Италии (при реализации «Южного потока»).
С достаточно высокой долей уверенности можно предсказать, что приоритет останется за Италией и «Южным потоком».
Во-первых, благодаря первому «Северному потоку» и подписанным еще в советское время договорам отказ от «Северного потока-2» мало повлияет на достаточно тесное экономическое партнерство между Германией и Россией.
Во-вторых, при реализации «Северного потока-2» российской стороне в любом случае придется столкнуться с противодействием (хотя и разной активности) со стороны Польши, прибалтийских республик и стран Скандинавии. «Южный поток», напротив, может рассчитывать на поддержку не только Турции, но и стран Балканского полуострова (включая еще недавно заблокировавшую проект Болгарию).
В-третьих, завершение «Южного потока» даст Эрдогану дополнительный рычаг воздействия на Евросоюз, которым он наверняка постарается воспользоваться с труднопредсказуемыми, но однозначно неблагоприятными для евроатлантического единства последствиями.
Можно констатировать, что ситуативная реакция руководства России и Газпрома на изменения конъюнктуры энергетического рынка стихийно оформились в стратегию, строящуюся на трех основных «китах».
— Стремлении расширить существующие транзитные магистрали подачи газа под предлогом диверсификации поставок и обеспечения энергобезопасности Европы.
— Блокирование попыток Евросоюза сформировать и проводить собственную четкую стратегию в энергетической сфере, путем разжигания противоречий между конкретными странами и апеллирования к понятию экономической выгоды.
— Выстраивание отношений с азиатскими поставщиками газа со взятием на себя роли посредников в энергетических отношениях с Европой.
Практически все из высказанных относительной газовой отрасли суждений относятся и к нефтяной отрасли.
Разница заключается лишь в отсутствии очевидного монополиста сопоставимого с Газпромом, и, как следствие, более высокий уровень конкуренции и большую эффективность нефтяных предприятий. При этом регулирование отрасли со стороны государства осуществляется благодаря двум компаниям — «Роснефти», и владеющей трубопроводной системой «Транснефти». При этом, судя по заявлениям руководителей отрасли, имеющаяся инфраструктура вполне отвечает поставленным задачам и не предполагает обязательную реализацию, новых трубопроводных проектов.
Еще одна отрасль – гидроэнергетическая – в стратегическом плане имеет для российского руководства значение только как инструмент развития энергетики Дальнего Востока и Сибири, обладающих уникальными и все еще малоосвоенными водными ресурсами. Именно в данном контексте и следует рассматривать недавние заявления руководителя министерства охраны природы и природных ресурсов Ю. П. Трутнева о планах созданиях в восточных регионах безуглеродной зоны[5].
Очевидно, что в нынешней ситуации все финансовые и организационные ресурсы, занимающихся поставками углеводородов компаний целесообразно направить на реализацию внешних проектов, по возможности оставив внутреннюю сферу гидроэнергетикам и угольщикам.
Угольная отрасль в нынешней ситуации не имеет особых перспектив для развития, однако будет поддерживаться на плаву посредством государственных субсидий и благодаря сохранению внутри жилищно-коммунального сектора значительного числа котельных рассчитанных именно на угольное топливо. Достаточно успешно осуществлявшиеся еще недавно проекты, связанные с переходом от угольных котельных к газовым фактически оказались заморожены из-за нехватки инвестиций со стороны «Газпрома» хотя вероятно и будут реанимированы в случае изменения приоритетом и развития динамики газовой отрасли[6].
Самыми туманными остаются перспективы развития атомной отрасли, над которой постоянно нависают радиоактивные облака Чернобыля и Фукусимы. При достаточно эффективном менеджменте отрасль демонстрирует неплохие показатели развития и обладает тем преимуществом, что реализация соответствующих проектов не оказывается жестко привязанной к транспортной инфраструктуре (как в газовой отрасли) и не зависит от наличия в конкретном месте необходимых энергоресурсов (нефтяных, газовых, угольных, водных).
Именно благодаря экономической эффективности атомные проекты до сих пор оказываются востребованными, хотя при своей реализации и сталкиваются с жестким противодействием со стороны экологов, а иногда с большей или меньшей степенью успеха блокируются и на межгосударственном уровне (пример – иранская ядерная программа).
Развитие солнечно, ветро- и других видов альтернативной энергетики в ближайшее время вряд ли может повлиять на экономическую стратегию России, а проекты по данной тематике как правило ограничиваются опытными, экспериментальными рамками.
С учетом количества имеющихся в России энергоресурсов подобные работы на сегодня представляют интерес только в плане освоения технологий, хотя и могут оказаться востребованными в долгосрочной перспективе.
В целом нет никаких оснований полагать, что существующая на сегодня модель управления энергетикой претерпит какие-либо изменения, а энергетическая стратегия государства действительно получит четко сформулированную концепцию, выходящую за рамки ситуативной реакции на проблемы и риски, вызванные геополитическими и рыночными факторами. Более того, в нынешней ситуации российское государство и не испытывает в такой стратегии необходимости.
[1] Кривошеин Б. Л., Кузниченков Ю. Н. Единая система газоснабжения. Истоки и перспективы. // ГАЗинформ. 2016. №2. С. 5-11.
[2] Покровский О. Л. Газовый форум и стратегия будущего. // ГАЗинформ. 2013. №3. С. 9-11.
[3] Густов С. В., Митюрин Д. В., Соколов А. Р. Два века российского газа. СПб. С. 359-362.
[4] Вардуль Н. Место встречи можно изменить. // Российская газета. Экономика. Транспорт нефти. С. 18.
[5] Никонов А. Гидроэнергетика и безуглеродная зона в Сибири. // Энергия — людям. 2016. №7. С. 5.
[6] Дмитриев М. О. Новый этап в газификации Петербурга. // ГАЗинформ. 2012. №2. С. 5-9.